Близорукость проявилась в шестом классе. Я всегда неважно видела, сидела на первой парте. Потом перестала видеть, что пишут на доске. Прошла обследование, купили очки. Не скажу, что это стало для меня трагедией, скорее неудобством. Мне нравился сериал «Каменская», главной героине так шли очки. А мои первые были страшными, жуткой формы, с «леопардом» по краям. В школе особенно не издевались, но дома сестра называла четырехглазой. Это ударило по семейному бюджету, в девяностых с деньгами у нас было не ахти. Доктор советовала купить тренировочные очки, с мелкими дырочками вместо стекол. Они были очень дорогими, мы не смогли себе позволить.

Проблема в том, что подслеповатый человек уверен, что так же видят все. Поэтому может допустить неряшливость в одежде и не заметить этого. Не поздороваться со знакомыми. Зато лучше ориентируется по походке и звукам. Я всегда знаю, когда муж открывает общий тамбур. Несколько раз в музеях меня одергивали, что иду не туда. А я не вижу, даже в очках. В музее исторических драгоценностей дошло до истерики. Я не знала, что там витрины под сигнализацией, и никто не предупредил. Я низко склонялась над тумбами, чтобы рассмотреть, и задевала их сумкой. В зал влетел охранник, стал орать про «два касания, группа уже выехала». Я выбежала в коридор и расплакалась.

Ты не видишь ценников в магазинах. Зимой это ад, потому что стекла очков запотевают в магазине и транспорте. Постоянно ловишь себя на том, что видишь еще немножко хуже. Я каждый день боюсь уснуть и проснуться уже ослепшей. Сплю со светом, мне нужно под веками видеть, что я не в черноте. Мне нужно, чтобы бормотал ноутбук, перекрывая мои панические мысли. Я хуже вижу в сумерках и темноте, поэтому стараюсь гулять только в светлое время суток. Падаю и стукаюсь обо что-то, не увидев его. Мне сложно наносить макияж, я подношу зеркало к самому носу, мазки получаются грубыми. Надеваешь очки и обнаруживаешь, что снова накрасила что попало.

Больше всего на свете я любила читать, но сейчас уже почти не могу, это разрушает меня. Дома — огромная библиотека, я по старой памяти продолжаю покупать книги, хотя вовсе не уверена, что прочту хотя бы половину до того, как ослепнуть. В Киеве самый страшный для меня музей — «Третя після опівночі», там описывается жизнь слепых. Я была во всех музеях города, кроме этого.

Одно время носила линзы, довольно небрежно, забывая их в глазах по два-три дня. Умела надевать их на лету, в трясущемся купе поезда и автомобиле. Потом стало все хуже, глаза раздражались, слезились, я перешла на очки, оставляя линзы для редких событий вроде свидания. Первое, что ты делаешь, просыпаясь утром — надеваешь очки, пошарив рукой рядом с собой. В очках идешь в ванную. Я даже в море купаюсь в очках.

Зато если лень убирать, можно снять очки — и дома чисто. И для мужа я всегда красавица с его минус четыре.

По сути я человек с ограниченными возможностями. Нельзя прыгать на батуте. Ездить на лошади. Бегать. Ездить на велосипеде. Потому что тряска и вибрация — потенциальный риск отслоения сетчатки, а у меня уже был разрыв в анамнезе. Нельзя поднимать ничего тяжелее пяти килограммов.

Как-то пошла заменить оправу. Тогда я переехала в Киев и не знала, где тут лечиться неместным. В оптике мне намерили зрение на -12 диоптрий. А за четыре года до того было -6. Я сошла с ума от горя. Позвонила приятелю и попросила у него пистолет. Звучит глупо, но я была в отчаянии. Вспомнила, что знаю выход на крышу в одном бизнес-центре и могу сигануть вниз в любой момент. Меня утешила мысль петь в церковном хоре. Это сейчас я уже понимаю, в какой эмоциональной яме тогда была.

Адски завидую тем, у кого все хорошо с глазами. Кто не испытывает того липкого ужаса, с которым я живу каждый день. Кто открыл глаза — и увидел мир, без костыля на носу. Все, чего я жду от прогресса, — это не покорение Марса и адронный коллайдер. Я хочу просто видеть.

В моем случае коррекция может только навредить. Можно подобрать чуть ли не пожизненные линзы, но это стоит около 100 000 гривен, и за результат никто не ручается. Но я совсем не готова рисковать тем немногим, что у меня осталось.

Нынешние диагностические приборы выдают разброс в пределах -11 — -13 диоптрий. При таком сильном минусе эта разница вполне нормальна и зависит от общей усталости глаз, питания, времени года и прочего.

Впервые диагностировали еще до школы. У меня немного больше нормы само глазное яблоко, поэтому хрусталик «не дотягивает» корректное изображение до сетчатки. По факту у меня никогда не было нормального зрения.

Без линз практически ничего не вижу. Очки носить не могу: изображение слишком искажается, и у меня кружится голова. Но линзы намного улучшили мою жизнь. Я ношу их уже лет 15 и могу сказать, что сейчас с линзами вижу лучше, чем когда-либо в моей жизни.

Нахожу и плюсы — развила хорошую память. Так как брошенную где-нибудь вещь не могу найти глазами, то приходилось изобретать схемы и помнить, где была 10 минут назад и что делала. Ну и шпаргалками в школе и университете пользоваться не могла. Если с кем-то случайно встречаюсь, то могу и не узнать. Если договариваемся заранее, то узнаю по манере двигаться и одежде.

Теоретически это можно исправить, но с таким большим минусом и состоянием роговицы более простой и привычный способ коррекции зрения мне не подходит. Предлагали замену обоих хрусталиков и потом еще коррекцию, но я все еще не могу решиться.

Проблеми з зором почалися в підлітковому віці. Буквально за пів року зір різко впав до -2. Тоді ж почала носити окуляри, попервах тільки, наприклад, у театр чи коли сідала за дальню парту в класі. Потім за декілька років зір впав до -5 і вже років 10 тримається на цьому рівні.

Я ніколи не комплексувала через окуляри, а згодом вони стали частиною мого іміджу — в мене майже 20 пар. Зараз здебільшого ношу окуляри, хоча іноді можу скористатися і м'якими контактними лінзами. Звичайно, деякий дискомфорт через поганий зір є — не завжди впізнаєш здалеку людей, окуляри запотівають, коли заходиш з холоду в тепле приміщення, влітку важко носити сонцезахисні окуляри та плавати в морі/басейні — тоді треба вдягати лінзи, а вони мені пересушують очі.

Найбільшою проблемою було під час вагітності отримати дозвіл на природні пологи. У нас вважається, що якщо в жінки поганий зір, то вона не може народжувати природнім шляхом через тиск на очне яблуко, бо зір може ще погіршитись. Тоді я обійшла три клініки, щоб отримати дозвіл.

Багато моїх знайомих уже скористалися досягненнями медицини та зробили операцію, виправивши зір. Я поки не наважуюсь, трохи лякає можливість ускладнень чи втрати зору.

В первом классе зрение было стопроцентным. Со второго класса начало постепенно падать. Когда в восьмом классе дошло до минус 6, офтальмолог сказал, что если регресс сохранится, то надо будет делать операцию на хрусталике. После девятого класса ухудшение остановилось на уровне минус 6,5.

Тогда, в начале 90-х, мое мальчишеское самомнение ранили совершенно убогие роговые оправы. Положение спас бизнес, который начал импортировать качественные железные и пластиковые оправы ближе к концу 90-х.

Все минусы плохого зрения сопряжены с бытом. Летом на очки капает пот. Осенью — дождь. Зимой очки запотевают, как только ты зайдешь в помещение или транспорт. Весной опять же дожди. За очками надо следить, протирать, в поезд необходимо брать с собой футляр: я неоднократно терял очки ночью, когда вагон резко тормозил, они падали и разбивались. Неудобство состоит еще и в мелочах. Например, как-то с утра жена мне сказала: «Яр, быстрее посмотри на котиков, они так мило обнимаются!». Пока я нашел очки на столике, коты уже перестали обниматься!

По работе мне приходится смотреть в монитор/экран смартфона примерно 15-16 часов в день. Два года назад купил дорогие очки, которые фильтруют ультрафиолет, и глаза перестали так сильно уставать. На социальный аспект жизни близорукость влияет только в те редкие моменты, когда встреваешь в драку. Даже если очкарик умеет драться, он в проигрышном положении.

В моем случае лазерная коррекция не подходит, хотя эта технология излечивает миллионы близоруких людей. На самом деле, я так сросся со своей близорукостью, что перестал считать ее болезнью, а очки — костылями. Это не сильно осложняет жизнь. Правда, иногда летом завидую тем, кто может позволить себе носить солнцезащитные очки.

Любимая шутка про серые пятна — кто вы и чего от меня хотите — для меня вовсе не шутка. Я близорука. С одной стороны — наследственность, а с другой — надо было меньше под одеялом читать. Зрение начало падать в старших классах. Несколько лет я саботировала и щурилась, а когда пошла работать и поступила в институт, уже пришлось купить очки. Никаких драматических этюдов, что теперь я очкарик, у меня не было. Даже больше — мне казалось, что очки помогают выглядеть умнее, потому я беспощадно эксплуатировала такой образ. После беременности зрение упало еще больше. Я достаточно ленива в плане рефлексий и потому новость эта повлияла на меня никак.

Особенность жизни: я неприлично рассеянная. У меня около трех пар очков, потому что постоянно забываю, где их положила. Очки ношу во время стратегических заданий: купить что-то, сесть на нужный транспорт, встретиться с кем-то, кино посмотреть, музеи, театры — в общем там, где важны детали. В остальное время я люблю их не носить.

Плюсов больше, чем минусов, мне кажется. То ли легкий нрав, то ли слабоумие и отвага. Например, я не вижу изъянов окружающего мира — нет грязи, нет специфической красоты, нет разрушений. За счет близорукости я рассматриваю мир как сочетание цветов и пятен, нахожу в них свои интересные формы и красоту. Не вижу, когда люди сердятся и ненавидят. Минусы касаются только смены температур и дождя, когда стекла запотевают, видимость ноль и нужно идти по приборам.

Я воспринимаю очки как аксессуар. Недавно начала носить очки с большими диоптриями, и мир стал таким четким, что даже как-то неловко. Увидела не только горы мусора вдоль дорог, но и начала рассматривать людей. Они, оказывается, все интересные: со своими морщинками, веснушками, нарощенными ресницами, бровями. Внимательность к деталям открывает много возможностей. Если раньше я игнорировала окружающий мир и удовлетворялась пятнистым разнообразием, то сейчас он стал мне интересен. Если при жизни человеку доступен разнообразный опыт, это ли не счастье? Но это вопрос не зрения, а границ в голове.

Возможно, когда-то созрею на линзы, но хирургически ничего бы не меняла. Думаю, на это влияет странное убеждение, что всё не просто так. Ведь особенность Клода Моне — астигматизм и катаракта, и если бы ему поправили зрение, какими были бы его работы?

Проблемы со зрением случайно обнаружили на школьном осмотре. До этого никогда не думала, что неправильно или плохо вижу, мне казалось, все нормально. Когда врач объяснила, в чем дело, я очень испугалась, в основном из-за того, что придется сказать об этом дома, и меня будут ругать, что испортила глаза постоянным рисованием и чтением.

Меня водили к разным врачам, особенно запомнилась очень известная профессор, которая торжественно сказала папе, что именно такая болезнь глаз была у Владимира Ильича Ленина. Она грозно и сурово произнесла: «А вы где-нибудь видели на картине или фотографии Ленина в очках?» Амблиопия (ленивый глаз) лечится только в раннем детстве, поэтому, кроме потчевания рассказами о Ленине, мне советовали морковку, глазную гимнастику, перерывы во время рисования. Несмотря на это, зрение потихоньку падало. Сейчас немного улучшают ситуацию дырчатые очки-тренажер.

Очки, линзы, лазерная коррекция в моей ситуации не помогают. Когда мне трудно что-то разглядеть, люди сразу советуют надеть очки. В некоторых случаях не помогает ничего, и порой слушать такие советы обидно.

Плюс у дефекта зрения есть, и он огромный: из-за этого моя живопись очень своеобразная, многим она нравится, картины покупают люди из разных стран мира. Я действительно, как говорят, «так вижу». Более общо, плоско и ярко.

После воспаления легких в первом классе у меня начало падать зрение. Сначала понемногу, а к последним классам развилось до -4. Всю школу я ходил в очках, они мне не нравились: запотевали, терялись, разбивались. Во время игры в футбол все время стоял на воротах, был иррациональный страх, что заедут мячом по лицу и осколки от очков попадут в глаза.

После школы поехал учиться и 7-8 лет проходил в линзах. В какой-то момент они начали вызывать раздражение: резь, глаза слезились. Снова заказал очки, надел их и понял, как это неудобно. Получилось, что к очкам возвращаться не хочу, с линзами тоже не складывается. Тогда я решился на коррекцию.

До этого опасался операции, были некоторые предубеждения по поводу возможных рисков. Но послушал знакомых, которые через это проходили. Еще одним аргументом было то, что денег на коррекцию хватало, то есть копить не надо было.

Сначала проконсультировался с офтальмологом, потом прошел исследование в Центре микрохирургии глаз, искал частную клинику и остановился на «Айлазе». Там предложили варианты решения моей проблемы. Мне подходил такой способ лазерной коррекции, когда часть роговицы растворяется, а потом сама восстанавливается. В этом случае процесс восстановления достаточно длительный. Уже существовали более прогрессивные методы: делается надрез, лоскуток отводится, а после операции возвращается обратно. Но из-за особенностей строений моего глаза подходила старая, консервативная и даже драматичная операция.

От начала поисков клиники до собственно операции прошло меньше месяца. Сложностей в самой операции не было, затруднение состояло в том, чтобы договориться на работе про отпуск, потому что неизвестно, сколько времени заняло бы восстановление. Операцию делал в 2014 году, тогда это стоило около 600 долларов за один глаз. Курс был около 10, соответственно все это стоило около 12 тысяч гривен.

Страшно было. Перед операцией дают успокоительную таблетку. Сама операция проходит очень быстро. Капают в глаза, заводят в комнатку, усаживают, открывают глаз. Это не больно, но довольно странно. Непосредственно лазерная коррекция — когда включен лазер — длится около 15 секунд, и ты видишь только вспышечки. Все это совершенно не больно. Потом накладывают защитную линзу, и процедура повторяется для второго глаза. И отправляют домой.

Самое яркое впечатление после операции — сразу же хорошо видишь, буквально через пару дней. А это только эффект, достигнутый на 40-50%. А потом с каждым днем заживления глаза видишь все больше и больше. И думаешь: а насколько же хорошо я буду видеть потом!

Спустя где-то месяц проснулся ночью и осознал, что все вижу. На подоконнике стояли часы, и я увидел, сколько времени — и это меня шокировало. С очками или линзами так не получается. Ты просыпаешься, нащупываешь очки или надеваешь линзы, и только потом видишь.

К новому хорошему зрению очень быстро привыкаешь. Через полтора месяца нашел раствор для контактных линз и подумал: «Ого, это было мое! Я что-то засовывал себе в глаза?». Идея показалась очень дикой и странной.

Послеоперационное восстановление в моем случае было — лежать, капать капли, ходить проверяться. Через 5 дней снимаются защитные линзы. Первые пару дней было болели глаза, но у меня довольно низкий болевой порог, многие люди переносят это значительно легче.

После лазерной коррекции может быть несколько побочных эффектов. Первый — существенная светобоязнь. И зимой может быть довольно резкая реакция на белый снег. Поэтому солнцезащитные очки после операции становятся лучшим другом. Спустя пару лет она проходит полностью.

Еще может быть так называемый эффект гало. Например, когда в темноте смотришь на горящий фонарь, он двоится, чуточку теряешь фокус. Этот эффект тоже проходит со временем. Оба момента я испытывал, но дискомфорта не доставляло.

После коррекции зрения моя жизнь изменилась радикально. Не жалел об этом ни одной секунды. Если бы я знал, что все будет так, то сделал бы намного раньше. Сложно представить, что было почти 20 лет плохого зрения. Теперь для меня это новая норма жизни.

Во втором классе диагностировали сильную близорукость с астигматизмом обоих глаз. Перед лазерной коррекцией зрение уже было -6,75 — -7,25. Надо было постоянно носить очки или линзы. В очках неудобно: они давили на переносицу, ограничивали обозреваемое пространство. С линзами было комфортнее, но они тоже не без недостатков: это дороже, иногда я забывала их вовремя сменить, не всегда могла сразу правильно надеть, неудобно в поездках.

О коррекции думала с тех времен, когда врач впервые прописал очки и линзы. Посчитала, что один раз на всю жизнь сделать коррекцию — это дешевле, чем постоянно тратиться на очки и линзы. Я наблюдалась в клинике лет с 12, у них были все мои данные, поэтому когда решилась на коррекцию, обратилась туда же. Перед коррекцией надо пройти несколько обследований, но все было довольно быстро, даже попереживать толком не успела. Единственный нюанс операции — это ее стоимость, в моем случае около 27 тысяч гривен. Эта сумма включает все, от собственно операции до одежды, в которой я была на процедуре, работы всего привлеченного персонала, капель, двух последующих обследований и бессрочной страховки — если зрение начнет снижаться, то бесплатно делают докоррекцию.

Внутренняя дрожь, конечно, была. Хоть и знаешь, что безопасно, но вторжение в эту чувствительную зону внушает определенные опасение.

Сама операция длится недолго, наверно, минут семь. Никаких физических ощущений не было вообще: перед коррекцией закапывают глаза, в том числе обезболивающим. Не ощущается даже моргание. Все проходит в темной комнате, над тобой — лазер, рядом — две медсестры, хирург, инженер, отвечающий за лазер. Глаз все время открыт: ставят специальный векорасширитель. Читала, что это больно, но мне не было. Самый неприятный момент — это когда каким-то хирургическим металлическим прибором снимают верхнюю пленочку, которая покрывает глаз. Хоть и не ощущается, но думать об этом неприятно, поэтому я старалась отвлечься. Когда включают лазер, ощущается запах жареного. Потом глаз обильно заливают антибиотиком. Затем надевают защитную линзу, под которой должна восстанавливаться роговица. Операцию делали в 9 утра, и целый день немножечко чувствовался дискомфорт. Сразу зрение становится нормальным, но чуть мутноватым. Поэтому лучше, чтобы из клиники кто-то встречал и забирал.

После операции самое яркое впечатление — перед сном не надо снимать линзы. Я настолько привыкла, что если хорошо видишь целый день и очки не мешают, значит, надо вечером снять линзы. Просыпаешься утром — и опять все видишь. Это было очень необычно. Первое время привыкала к своему лицу — казалось, что выгляжу по-другому.

Послеоперационные особенности: